Правда, при этом пострадали бы чиновники. И их «папы»… Вроде того, что в своем неброском для работников правоохранительных органов коттедже подсчитывал очередную собранную с города выручку.
— А с колхозного рынка? — интересовался он у своих помощников.
— Они без прибыли. У них вчера санэпидемстанция две трети прилавков закрыла. По медицинским показаниям.
— А меня колышет? Это их проблемы.
— Так и передать?
— Так и передать. И предупредить. Действием. Чтобы знали, с кем имеют дело.
— На директора наехать?
— Нет. Для начала киоск поджечь. Или два. Для острастки. И санэпидемстанции объяснить что почем. Что это наша территория. А то, что они с нее кормятся, так это лишь из нашего к ним уважения, которое может вдруг закончиться. Что-то у них аппетиты в последнее время выросли.
— Предупредить?
— Предупредить. Только аккуратно. В доступной им форме. А то ни хрена не понимают в экономике. А суются. Давят производителя сельхозпродукции, как будто он дна не имеет. Рубят сук, на котором сидят.
— Когда предупредить?
— Сейчас и предупредить. Машина, слава богу, во дворе…
Один из помощников вставал. И через пять минут в кабинет к главврачу городской санэпидемстанции являлся невзрачного вида посетитель. С целью проведения ускоренного экономического ликбеза.
— Ты что это, трубка клистирная? Не понимаешь, что творишь? — говорил он с порога.
— Как вы со мной разговариваете? Как вы смеете так со мной разговаривать? — возмущался главврач. — Немедленно выйдите вон!
После чего посетитель разваливался на удобном диване и закуривал, сбрасывая пепел на соседнее кресло.
— Чего ты орешь, примочка на задницу? Ты чего колхозный рынок закрыл?
— Я звоню в милицию, — говорил главврач и тянулся к трубке телефона
— Давай, звони. А я им расскажу, сколько ты в прошлом месяце получил с двух рынков. Сиди, козел, и не рыпайся, пока с тобой интеллигентно разговаривают.
Главврач оставлял трубку телефона в покое.
— В общем, так — печати свои дерьмовые снимай. Побыстрей. Лучше не позже, чем через десять минут после моего ухода. Для тебя лучше. И больше туда не суйся. На хрен давить производителя сельских продуктов который только-только на ноги встает. Сколько положено — бери. Мы не против. Но больше не смей. Это наша территория. Усек?
— А если я откажусь? Снимать печати? Из-за царящей на рынке антисанитарии и потенциальной возможности вспышек эпидемиологических заболеваний. В любую следующую минуту…
— Заботу о чистоте в голову не бери. Если надо, они там все языками вылижут. Базар не за них. За тебя.
— И все же я не понимаю…
— Не понимаешь? Тачка твоя? — показал в окно непрошеный визитер.
— Ну моя.
— А если ей по капоту пацанва неизвестная гвоздем слово нехорошее? Или кислоту азотную из банки на капот? Цвета мокрый асфальт. Или в лобовое стекло кирпичом? Или того хуже, в окно дачи бутылку с бензином? И зажигалку следом?..
— Хорошо, я распоряжусь насчет печати. Если вы обещаете прибрать прилавки и подсобные помещения на рынке…
— Какой базар…
И посетитель, гася сигарету об обивку кресла, уходил.
«Бардак! Совсем на шею сели! — думал про себя главврач. — Работать совершенно невозможно стало. Дочери на джип „Чероки“, который обещал к дню рождения, жене на бобровую шубу — заработать невозможно! Беспредел! Куда государство, куда милиция смотрит…»
— Ну? — интересовался результатами визита хозяин коттеджа.
— Все как надо. Печати снимут. Сегодня…
— Что еще?
— Милиция просит подбросить.
— Милиции подбрось. С милицией нужно дружить. Еще?
— Вас видеть хотят.
— Кто такой?
— Не знаю. Он не назвался. Сказал: от Косого.
— Шмонали?
— Шмонали. Пустой. Ничего нет. Просил, чтобы вы один были.
— Один? Ну пусть заходит. Раз от Косого.
Незнакомец зашел в комнату. Пересек ее и развалился на хозяйском диване.
— Ты, что ли, Гнусавый?
— Ну я, — осторожно, без интонаций ответил хозяин дома, пытаясь сообразить, по какому поводу прибыл визитер.
— Ты почему беспредел творишь? — спросил тот.
— Чего творю? — удивился хозяин дома. — Чего?!
— Того… Ты почему положенные деньги не перегоняешь? В общак положенные. Или тебе правила не писаны?
— Чего гонишь? Кто не перегоняет?
— Ты! Мил человечек.
— Врешь! Я чист. Я все, что с меня, — до копейки.
— А в Центр?
— В какой Центр?
— В котором живешь!
— Чего несешь? Какой Центр?!
— Который в четыре стороны от Москвы. На полторы тысячи верст. В котором и твой паршивый городок. Согласно административному делению.
— Не знаю я никакого деления. Я все — что положено! А больше — хрен!
— А ты подумай. Что делают с теми, кто — на территории, но башлять отказывается? Что ты делаешь с теми киосками, которые не несут?
— Ну?
— Не ну, а думай. Что с тобой может произойти. Вдруг тебе какой-нибудь пацан пришлый кислоту азотную из банки плеснет. В глаза. Или в ветровое стекло бросит гранату. И попадет. Случайно. Думай!
— Не пугай! Пуганый! В этом городе я ничего не боюсь!
— Может быть. Но твой город расположен в Центральном регионе. А регион не твой. Регион тебе не сожрать. Поперхнешься.
— Я в регион не лезу. И регион пусть ко мне не лезет! У каждого своя территория. По закону!
— Твоя территория на нашей территории. А тот, кто на чужой территории, должен отстегивать! По закону!
— Плевать мне на ваш закон. Я по другим живу. И все что требуется, отдаю. Сполна. А больше — это беспредел.
— Это твое последнее слово. Гнусавый?
— Последнее.
— Ну, как знаешь…
— Знаю…
Визитер попрощался и ушел. Спокойно загасив об обивку кресла горящую сигарету.
«Папа» городского масштаба схватил трубку радиотелефона еще раньше, чем тот вышел за ворота. И набрал номер.
— Ты чего, Косой? Ты кого ко мне посылаешь?
— Был?
— Был.
— Наехал?
— Наехал. Борзо наехал. Как на лоха какого-нибудь. Кто это такие?
— Хрен их знает. Но давят, что те танки. Только хруст стоит.
— Тебя тоже давили?
— Давили. И задавили…
— Что, спекся?
— Спекся.
— И на меня навел?
— На тебя не наводил. Ни на кого не наводил. У них и так все есть. Полный пакет. Со всеми адресами и регалиями. И ты есть. Я только согласился, чтобы на меня сослались.
— Ну я и говорю — навел, гнида.
— Да я же тебе толкую…
— Хрен им, а не деньги.
— Зря ты так. Они ребята серьезные. Дундука завалили.
— Когда?!
— Позавчера вечером. Нашпиговали свинцом, как утку дробью. Смотреть жутко.
— Откуда ты знаешь, что они?
— Говорят, что они.
— Сказать можно все, что угодно…
— Нет, они. Я тебе точно говорю — они. Я тоже вначале не верил.
— И что?
— И то! Сам скоро узнаешь! Когда тебя сожрут. С потрохами.
— Не сожрут. Подавятся. Я здесь как в крепости. У меня тут все схвачено!
— Ну смотри. Я предупредил…
Глава 4
Президент распорядился вызвать Посредника, который отвечал за связь с Конторой. Она вообще-то называлась не Конторой. А совсем иначе. И совершенно непредсказуемо. То ли жэком номер 17, то ли лабораторией высокоточных метрических измерений, то ли НИИ квазитрофических поляризированных субстанций. Или еще как. Название не суть важно. Важно назначение.
Назначением Конторы было помогать первым руководителям страны в затруднительных ситуациях, в которых все прочие законопослушные ведомства были бессильны. Потому что вынуждены были оглядываться на Конституцию и другие регламентирующие их деятельность законы, на прокуроров, журналистов, общественное и международное мнение и прочее.
Контора единственная могла себе позволить роскошь не оглядываться ни на кого. Потому что официально ее не было. Была постоянно распадающаяся и в нужное время и в нужном месте соединяющаяся в единое разящее целое химера. Воображаемая, всегда проскакивающая между пальцев субстанция, состоящая из десятков мгновенно возникающих и распадающихся мелких хозяйственного назначения конторок. Организация не привязанная ни к недвижимости, ни к расходной графе бюджета, ни к конкретным людям, ни к занимаемым ими должностям.
Контора была. И ее не было.
Именно такой она была задумана много десятилетий тому назад. Чтобы управляться с гигантской Советской империей. С ее постоянно бунтующими и выходящими из-под контроля окраинами. С отдельными, недоступными МВД, КГБ и Прокуратуре высокопоставленными личностями. С которыми тем не менее надо было кому-то разбираться. И при необходимости расправляться.
Контора была сродни масонским ложам. Всепроникающая и одновременно невидимая. И именно поэтому она единственная не раскрыла своих секретов в вихре не в меру разболтавшейся гласности. И не перестроилась в угоду и по образу и подобию новых правителей в горниле перестройки.
